В Будапеште мы праздновали свое возвращение, мы были на седьмом небе от счастья — обнимались, целовались и пели, пока не рухнули от усталости. Я осмотрела квартиру и была поражена чистотой и порядком. Признаться, я уже отвыкла от уютной домашней обстановки.

Марика также обследовала наше жилище и остановилась перед зеркалом. «Уж лучше быть косой, чем хромой», — заявила она.

Ее слова поразили меня, но, прежде чем я успела ответить, Марика уже скрылась в своей комнате и, с изумлением уставившись на игрушки, перебирала медвежат, кукол, разноцветные кубики, как будто пыталась вспомнить что-то о каждом из этих предметов. Примерно через час она влезла ко мне на колени, обняла за шею и поцеловала в щеку.

— Спасибо, мамочка, за то, что ты оберегала мою жизнь в Кургане — сказала она.

Крепко прижав ее к себе, я задумалась над выражением: «оберегала мою жизнь». Меня поразило, как повзрослела моя четырехлетняя дочь в результате перенесенных ею страданий.

В течение нескольких недель Марика должна была ходить только с костылями, и я следила за этим, когда она была у меня на виду. Но от переизбытка энергии ей все время хотелось их бросить. Как-то я застала ее в тот момент, когда она, прислонив костыли к дивану, пыталась обойтись без них. Я сделала ей выговор, и она подчинилась без возражений.

По утрам она сидела в кровати, а я массировала ей ногу. После обеда мы ехали в детский дом, где я преподавала и помогала ухаживать за детьми, работая во вторую смену. Я предпочла бы целый день быть дома с Марикой. Мне было трудно привыкать к суете Будапешта после относительно неторопливой жизни в Кургане: водители автобусов никогда не ждали, даже если видели, что я бегу с Марикой на спине, и редко кто помогал мне, когда я везла коляску по лестницам. Однако наш подорванный семейный бюджет не оставлял мне другого выбора, кроме работы. Некоторым утешением было то, что физиотерапевт в детском доме вызвался помогать разрабатывать Марике ногу.

Каждый день она с особым нетерпением ждала трех часом дня, когда за ней приезжал на машине дедушка и забирал к себе домой в Пешт. Между ними существовала особая привязанность. Дедушка тоже страдал от физического недостатка: еще мальчишкой он попал под трамвай и ему отрезало часть ступни. Тем не менее при виде его ни у кого не возникало ни малейших сомнений в том, что это абсолютно здоровый, полноценный человек. Он любил, усадив Марику на колени, рассказывать ей сказки пли слушать, как она читает стишки.

Рядом с их домом был маленький киоск, где продавались всякие побрякушки, которые так нравились Марике. Дедушка часто покупал ей какую-нибудь безделушку.

Однажды она вернулась домой с заколками в виде божьих коровок, вроде тех, что она подарила Свете. В знак благодарности Марика нарисовала картину, на которой были изображены два солнца: большое солнце — это был дедушка, а маленькое — она сама.

В квартире родителей мужа за Марикой присматривали трое: дедушка, бабушка и Бёжике. Отец по дороге с работы забирал ее и привозил домой.

Не прошло и трех недель после нашего возвращения, как, несмотря на всю мою бдительность, произошла беда. Наша маленькая непоседа улучила момент, когда за ней никто не следил, бросила костыли и начала носиться по квартире. Но слабенькая ножка не дала ей далеко убежать, и она упала.

Рентгеновские снимки вскрыли пугающую картину: неокрепшие кости голени Марики изогнулись. Мы вынуждены были срочно вернуться в Курган, где д-р Илизаров 5 октября сделал ей операцию. Очередная неприятность произошла уже там, сразу после новогоднего утренника. Дети продолжали веселиться, и Марика начала танцевать. Она пыталась кружиться и упала. Худшего случиться не могло: она сломала левую ногу, что означало еще одну операцию и задержку нашего возвращения домой до конца февраля.

На этот раз во время нашего пребывания в Кургане я познакомилась с Жанной Соколовской. Физик по профессии, она приезжала в Курган с дочерью вот уже восьмой год. С помощью Жанны я весьма продвинулась в своих познаниях русского языка, когда мы по очереди готовили русские и венгерские блюда. Как-то вечером, пока я месила тесто, она объяснила мне разницу между двумя одинаковыми русскими словами, которые я все время путала. Если произнести мукА, то это будет то, из чего делают тесто, сказала Жанна, показывая на муку, в которой были испачканы мои руки. Но если говорят мУка, то «имеют в виду боль, несчастья, страдания — в общем, нашу жизнь в Кургане».

Вернувшись домой в конце февраля, я решила, что ни за что не допущу больше повторения печальных событий предыдущей осени. В следующих двух месяцев я оставалась дома на больничном и следила за тем, чтобы Марика обязательно пользовалась костылями. Она теперь тоже знала цену непослушания, за которое приходится расплачиваться искривлением или переломом неокрепшей кости, и поэтому была очень осторожна.

Каждое утро, после массажа оперированной ноги, мы с дочкой шли в магазин, и она хваталась за костыли столь же привычным жестом, как я — за хозяйственные сумки. Днем после часовых занятий лечебной физкультурой мы шли на детскую площадку. Там она качалась на качелях или вместе с другими детьми лазила по перекладинам импровизированной шведской стенки, а я ни на шаг не отходила от нее, готовая в случае чего тут же подхватить ее на руки.

Лучше всего ей было дома, где мы с ней занимались изготовлением лоскутного настенного коврика с изображением ее любимых сказочных персонажей или смотрели через проектор диафильмы по книгам, которые я тогда ей читала. Больше других Марике нравился фильм «Жужи-помощница» — о маленькой девочке, помогавшей маме на кухне.

— Разве я не похожа на Жужи-помощницу? — спрашивала она, ставя в раковину чашку с блюдцем.

Ножка Марики постепенно окрепла, и в середине апреля она уже могла начать ходить без костылей. Тем не менее я все время боялась за

нее, и летом на свадьбе одного из наших родственников, куда съехалась вся семья, заметив, что Марика слишком много танцует, я приказала ей прекратить это.

— Но мне так хорошо. Дай мне повеселиться, разреши еще потанцевать, — просила она.

Я неохотно согласилась, и она продолжала крутиться. Ее нога блестяще выдержала этот непредвиденный тест, а на следующий день и еще один — пятикилометровую прогулку к могиле моих родителей.

Свадьба, во время которой она во все глаза смотрела на красивых молодоженов, оставила в ее душе глубокий след. Спустя несколько дней она играла в песочнице в детском саду, который только что начала посещать. Вдруг раздался крик, и воспитательница Эва увидела, что Марика упала. Девочка повредила ногу, — подумала она, в панике ринувшись к ней, но с облегчением обнаружила, что с ногой все в порядке, а Марика лишь слегка оцарапала подбородок.

— Ну, это пустяки, — сказала Эва. — До свадьбы заживет.

Марика успокоилась и спросила: «Да, а что скажет жених?»

Жизнь Марики в этот период вращалась вокруг семьи и родственников. Она любила поездки с дедушкой на автомобиле. Он возил ее по городу на всякие детские мероприятия, вроде кукольных спектаклей. Позже они с отцом сами устраивали подобные представления дома. Бёжике, которая любила побаловать Марику, часто водила ее в зоопарк, катала там на пони, или в японский садик на острове Маргит, где Марика рассматривала золотых рыбок, кормила голубей и воробьев. Бёжи ухитрилась лаже свозить ее на неделю на Балатон, и при этом она лишь однажды отругала племянницу, когда та вырвала руку и сама перебежала через железнодорожные пути.

За год, проведенный в детском саду, Марика научилась читать, выучила много стихов и услышала много сказок. Ей особенно нравились «Винни-Пух» Милна и «Снежная королева» Андерсена.

Осенью 1984 года она пошла в первый класс. Сперва у нее не было друзей, и как-то, когда она упала на лестнице, никто не помог ей подняться.

Однажды девочка из ее класса подошла к ней и спросила: «Почему ты такая?»

— Какая?

— Ну, что у тебя с рукой и ногой?

— Я родилась такой.

— Тогда я не хочу с тобой дружить. — Марику глубоко ранили эти слова, и она горько расплакалась. Но вскоре у нее появилось несколько настоящих друзей, которые помогли ей забыть об этом инциденте.

В ноябре 1985 года мы с Марикой опять вернулись в Курган для дальнейшего лечения. К больнице были пристроены два новых крыла, и число маленьких пациентов увеличилось примерно до 600. На первом этаже нового здания был треугольный внутренний дворик с растениями и небольшим фонтаном который стал излюбленным местом отдыха детворы. Стены коридоров украшали картины, подаренные местными художниками.

Профессору Илизарову вновь пришлось оперировать ногу Марики. За те два года, что мы провели дома, новая кость слегка искривилась и нуждалась в корректирующем лечении с помощью аппарата. Левая стопа также искривилась вовнутрь и стала на 2,7 сантиметра короче правой, так что для ее выправления требовался еще один аппарат, поменьше.

Доктор Илизаров сделал операцию и на левой кисти Марики, на которой были сросшиеся пальцы. Он отделил указательный палец и поставил растяжки.

Но что-то было не так. Температура и боли держались больше недели. Я попросила профессора осмотреть Марику, и он сказал, что у нее началась инфекция, которая гнездится в опухшей и воспаленной руке. Были назначены круглосуточные пенициллиновые инъекции.

Марика плакала и беспокоила других детей. Поскольку примыкающий к больнице корпус, где дети учились, в это время не работал, я перетащила кровать Марики в пустой класс и, соорудив себе ложе из трех сдвинутых вместе парт, постоянно оставалась рядом с дочерью. Целый месяц я вообще не выходила из больницы, положившись на Жанну, которая обеспечивала нас продуктами. Меня мучила мысль о том, что, если воспалительный процесс перекинется на кости, руку придется ампутировать.

Несмотря на присланный Виленом из Москвы большой ящик апельсинов и мандаринов, Рождество было для нас печальным. Телефонный разговор с Будапештом, во время которого Марика, чмокая губками, посылала отцу поцелуи,

лишь на время отвлек нас от тревожных мыслей.

В середине января анализы крови опять показали наличие инфекции. Я подозревала, что причина кроется в спицах, прикрепляющих аппарат к кисти, и наконец 7 февраля, когда рука покраснела и загноилась, врачи вняли моей просьбе и вынули три спицы.

Они были ржавые. Так вот почему воспаление никак не проходило!

Иногда интуиция важнее знания , — подумала я.

Сросшиеся пальцы и ногти были теперь разделены, но вся процедура, включавшая натягивание и сшивание кожи вокруг вновь сформированных пальцев, длилась до конца мая.

Мы с дочерью с растущим нетерпением ждали отъезда домой. Нам становилось все труднее попадать на прием к профессору, которого буквально разрывали на части приезжавшие со всего света больные. В последних числах июня я долго просидела у его кабинета, прежде чем добилась приема. Он просматривал огромные стопки бумаг, отдавая отрывистые указания ассистенту.

Наконец д-р Илизаров повернулся ко мне и в свойственной ему приветливой манере попросил привести Марику. Я позвала ее, она на костылях вошла в кабинет и встала перед профессором. Он посмотрел на ее ногу и, явно удовлетворенный ее видом, спросил меня, довольна ли я результатами лечения.

Я сказала, что нога вроде бы выглядит отлично, а вот ступня по-прежнему опухает и вся в шрамах.

В Курган мы ездили еще два раза. Между июлем 1987 года и январем 1988-го средний палец на руке Марики был отделен от безымянного, а ступня подверглась дальнейшему вытягиванию и выпрямлению. Марика довольно хорошо чувствовала себя в этот период, так как осложнений не было. На завершающей стадии — и опять без особых осложнений — в июне 1990 года ей удлинили бедро на семь с лишним сантиметров.

Во время этих двух последних визитов мы почувствовали, что Курган стал для нас вторым домом, где у нас появилось немало друзей среди местных жителей. Мы пристрастились к прогулкам в лесу и сбору грибов. Прощание с Курганом после окончательного для нас медосмотра в 1991 году получилось даже немного грустным.

С тех пор Марика еще выросла, и ее здоровая нога скомпенсировала разницу более чем в два сантиметра, возникшую за счет операции левого бедра. Кости окрепли и больше не деформируются. Марика теперь ровно ходит без всякой опоры и. когда носит брюки, выглядит абсолютно здоровой. Физические дефекты руки также не очень бросаются в глаза.

Я нередко думаю о том, что мы пережили: за семь с лишним лет левая нога Марики была удлинена в итоге на 20 сантиметров , а время, проведенное нами в Кургане, составило целых три года! И хотя на долю всей нашей семьи выпали немалые испытания, я знала, что при необходимости без колебания повторила бы весь этот путь снова.

С вернувшейся из Кургана делегацией венгерских врачей Марике передали громадную плитку шоколада с миндалем — подарок от д-ра Илизарова. Это оказался прощальный привет от профессора, умершего летом 1992 года. Мы тяжело переживали его кончину.

Марике восемнадцать. Она с отличием окончила одну из лучших будапештских школ. За время учебы она не только успешно освоила основные предметы, но и дополнительно сдала экзамены по русскому, эсперанто и английскому языку, а также занималась итальянским, планируя поехать с друзьями в Италию. Сейчас она студентка будапештского Университета Лоранда Этвёша, где специализируется по русскому языку и литературе. Она надеется стать переводчиком.

Ярким солнечным днем вскоре после окончания школы Марика.

принарядившись в белоснежную блузку, вышитую жилетку, джинсы и сапоги, отправилась с друзьями в кафе-мороженое. Они заговорили о будущем.

— Я хочу продолжить образование, обзавестись собственной квартирой, найти хорошую работу, встретить подходящего человека, — говорила она, — и родить четверых детей. — Кто-то за столом поинтересовался, почему именно четверых.

— Ну, один — это «единственный», двое всегда ссорятся, из троих двое часто терроризируют одного, — объясняла она. — А четверо создают гармонию.

Марика откинулась на спинку стула и засмеялась. Разные, как того требует мода, серебряные сережки матово поблескивали из-под ее каштановых волос. И никто из сидевших за столом не усомнился, что эта девушка добьется всего, чего пожелает.