полоска
** PLEASE DESCRIBE THIS IMAGE **
угол
 
 
Программа моделирования
 
балет
 
 
Физические упражнения
для укрепления мышц ног!
 
 
  Программа моделирования
  Исправление "О-образной"кривизны ног
  Пользуйтесь бесплатно!
 
 
Лунный календарь
Видео

упражнения
Видео-сюжеты
ЛФК, спортивные упражнения, направленные на улучшение формы ног, массаж.
упражнения
Видео-сюжеты
Ортопедическая хирургия: исправление кривизны и удлинение ног.
упражнения
Видео-сюжеты
Липосакция, липофилинг, увеличение объема голеней, ягодиц имплантатами.
стопа
Видео-сюжеты
Исправление деформаций стоп, лечение продольного и поперечного плоскостопия.
таз
Видео-сюжеты
Ортопедическая хирургия: эндопротезирование суставов нижних конечностей.

Реклама




    Яндекс.Метрика  
Курганское чудо (Мария Кадаш 1987)
стрелка
Приговор медиков прозвучал безжалостно: к тому времени, когда наша малышка
вырастет, ее левая нога может стать короче правой сантиметров на тридцать.
Врачи сказали, что ничего с этим поделать не могут. И тогда мы обратились к
чудо-доктору из Кургана...

Марика, наш единственный ребенок, родилась недоношенной, так что мы с мужем Петером были счастливы, что она вообще осталась жива. Однако мы были потрясены, когда выяснилось, что у девочки врожденные дефекты. Ее левая нога была на два с половиной сантиметра короче правой, на ступне, тоже более маленькой и узкой, было всего четыре пальца. Недоразвитой оказалась и левая рука, с пальцами, сросшимися в три маленьких бугорка.

Я с ужасом думала о тех испытаниях, которые были уготованы дочери при таких серьезных физических недостатках. Что делать? — в отчаянии спрашивали мы себя.

Спустя четыре месяца, душным летним днем 1978 года, мы привезли Марику на осмотр в Будапештскую ортопедическую клинику. Петер взял отгул, и нам удалось добраться туда в прояснение между двумя ливнями к назначенному времени — десяти утра. Нам тем не менее пришлось еще часа полтора прождать в переполненной приемной. Я смотрела на дочь, мирно лежавшую в переносной колыбельке, и думала о том, что ее ждет. Из правой штанины детского комбинезончика высовывалась крохотная ножка, но левая штанина свисала пустым концом.

Перед нами было еще человек шесть родителей с детьми разного возраста. Некоторые дети были в ортопедической обуви, у одного был протез, и он передвигался на костылях. У меня навернулись слезы, когда я с ужасом представила, что такая же судьба, возможно, ожидает Марику.

Наконец нас вызвали. Ортопед измерил длину ног Марики и проверил подвижность суставов, обратив особое внимание на тазобедренный. Мы наблюдали, затаив дыхание.

— Пока я бы не советовал что-либо делать, — сказал врач. — Привезите девочку на повторный осмотр через шесть месяцев. Разница в длине ног к тому времени, вероятно, увеличится, и тогда можно будет подобрать ортопедическую обувь или, быть может, протез.

Мы с мужем не могли поверить, что ничего другого не оставалось. «А нельзя ли удлинить кость при помощи операции?» — спросила я.

— Да, можно, — осторожно согласился врач. — Когда ей будет лет десять. Мы попробуем удлинить больную ногу на четыре-пять сантиметров, одновременно примерно на столько же укоротив здоровую. — Заметив ужас на наших лицах,

врач пожал плечами: — Это единственный выход.

Мы знали, что должны бороться за дочь, и не собирались отступать. Я рассказала врачу, что мы прочли несколько статей о русском профессоре Гаврииле Абрамовиче Илизарове, который удлинял маленьким детям конечности даже на 30 сантиметров . Наш врач с раздражением отверг эту идею: «Что ж, если вы предпочитаете верить газетам...»

Мы с Петером ушли из больницы в отчаянии. Мы не могли смириться с тем, что должны бездействовать, дожидаясь, пока Марике исполнится десять лет, и тогда позволить искалечить ей здоровую ногу. Мы были просто обязаны найти иной выход.

«Я ждал вас»


Я не могу даже перечислить всех специалистов, к которым мы обращались в течение следующего года. Один из них утверждал, что Марика страдает синдромом БМЛ (бедренная кость — малоберцовая — локтевая). Это заболевание на Западе связывают с употреблением препарата контерган, который я никогда не принимала. Ни один из специалистов не предложил лучшего выхода, но мы не собирались успокаиваться и сидеть сложа руки. В конце концов мы решили ехать в Россию. Профессор Илизаров был нашей последней надеждой.

Мы немедленно начали готовиться к поездке: нужно было связаться с врачом и получить от него приглашение, запастись бесчисленным количеством разрешений, скопить и одолжить необходимую сумму денег и многое другое. Наконец, в июле 1979 года, по окончании учебного года в школе, где я преподавала, мы выехали в Курган, промышленный город с 300 тысячами жителей, расположенный в сибирских степях, в 2200 километрах от Москвы.

— Я ждал вас, — сказал д-р Илизаров и широко улыбнулся, когда мы внесли нашу 15-месячную дочку в его кабинет. Медицинская карта Марики и ее рентгеновские снимки лежали в папке на большом, темного дерева письменном столе профессора. Рядом с бумагами Марики лежал список телефонов и большая стопка одинаковых папок, с фамилиями и датами рождения пациентов, заполненными черными чернилами.

На д-ре Илизарове был отутюженный и накрахмаленный белый хлопчатобумажный халат и традиционная для русских врачей высокая шапочка, из-под которой выбивались вьющиеся волосы с проседью. Самым впечатляющим был властный взгляд его живых темно-карих глаз.

— Спустите, пожалуйста, девочку на пол, чтобы я посмотрел, как она двигается, — сказал он. К счастью, мой муж знал русский язык и переводил мне. Я спустила Марику на пол, а мы с Петером остались сидеть.

Марика встала на четвереньки. Затем хорошо заученным движением, которое она практиковала последние три месяца, когда начала самостоятельно вставать, подтянулась, держась сначала за ножку стола, а потом — за его край. Она перенесла вес на правую ногу, опираясь одновременно на пальчики левой, чтобы сбалансировать разницу в длине ног, которая к этому моменту достигла примерно четырех сантиметров.

Она дотянулась до красного телефонного аппарата. Улыбаясь Марике, профессор следил за ее движениями. Затем он шагнул к столу, вынул из папки рентгеновские снимки и поднял их против света из ближайшего окна.

Посадив Марику к себе на колени и, совсем как дедушка, гладя ее по головке, он брал в руки ее ножки, внимательно изучал движения суставов и состояние мышц. Он измерил длину ножек и, как бы разговаривая с самим собой, начал что-то подсчитывать.

— У вас славная, умненькая девочка, — наконец повернулся он к нам. — И я надеюсь, что смогу ей помочь.

Согласно подсчетам д-ра Илизарова, к четырехлетнему возрасту разница в длине ног Марики составит от шести до семи сантиметров. Если разница превышает четыре сантиметра, сказал профессор, может начаться деформация позвоночника, так что корректировку нужно делать до того, как возникнет эта проблема. Без лечения, предупредил он, разница в длине ног, когда она станет взрослой, может достигнуть 40 сантиметров .

Врач заверил нас, что сросшиеся пальцы на левой руке можно будет разделить.

— Привозите ее на лечение, когда ей будет четыре, — заключил он. Пока же он посоветовал нам нарастить подошву ее левого ботиночка на три сантиметра, чтобы Марика могла по возможности нормально ходить. «Получше смотрите за ней», — напутствовал он, провожая нас до двери.


Возвращение в Курган


Организовать наш первый приезд в Курган было одно, а добиться повторных визитов для дальнейшего лечения — это было уже совсем другое дело. Для этого нужны были хорошие связи в бюрократических кругах министерств здравоохранения обеих стран. Подготовка очередной поездки стала нашей основной заботой па протяжении последующих двух с половиной лет.



Она еще не знает, что ее ждет

Пятнадцатого февраля 1982 года Марика, Петер и я, в страшном волнении, наконец-то отправились в Курган, чтобы дочь прошла первый курс лечения. Я купила два огромных чемодана и набила их теплой одеждой, обувью, мылом, кофе, макаронами, консервированными сосисками, фасолью, чечевицей, бутылками с подсолнечным маслом, не забыв также о копченой колбасе и ветчине, — ничего этого нельзя было свободно купить в Сибири. Наш багаж весил 80 килограммов .

Первая остановка была в Москве. Нас встретил Вилен Шингарев, юрист, с которым Петер подружился несколько лет назад, когда работал гидом в Будапеште. Вилен перевез нас в другой аэропорт, где нам предстояло просидеть до утра, ожидая рейса внутренних авиалиний.

В Кургане нас встречал архитектор Борис Хайкис, с которым, как и с Виленом, мы познакомились раньше, когда он приезжал в Будапешт. Сверкавшие на солнце заснеженные сибирские просторы, покрытые инеем деревья просто ослепили нас. Было минус 30, и мы видели, как теплый воздух струился сквозь неплотно подогнанные окна и двери.

Борис нашел для нас комнату в заводском общежитии, в получасе ходьбы от больницы или десяти минутах езды на автобусе. В четырехэтажном блочном доме с длинными темными коридорами и комнатами по обе стороны жили молодые семьи, дожидавшиеся получения квартир, или крестьяне, вынужденные перебраться в город. В конце каждого коридора находилась общая кухня и туалет. На первом этаже был большой зал, украшенный в стиле 50-х годов барельефами с изображением рабочих, солдат, ученых и артистов, а также прачечная, душевая и небольшой буфет. В нашей обставленной по-спартански, но хорошо отапливаемой комнате было две металлические кровати, стол с двумя стульями и платяной шкаф. На стене висел портрет Ленина.

Девятнадцатого февраля, через два дня после приезда, нас принял д-р Илизаров. Измерив ноги Марики, он решил начать с левой голени, на долю которой приходилось пять из теперь уже семи сантиметров разницы в длине.

Через несколько дней мой муж улетел в Будапешт, он должен был возвращаться на работу в издательство. Я чувствовала себя одинокой особенно потому, что еще не могла общаться по-русски. Помимо того. что я носила на руках Марику по обледенелым дорогам, я всюду таскала за собой толстенный русско-венгерский словарь, который помогал мне объясняться с людьми. Я начала серьезно изучать русский, выбирая из привезенных с собой книг все более и более трудные отрывки для перевода.

После того как были сделаны все анализы, мою четырехлетнюю дочь положили в больницу. Охвативший ее страх несколько поутих, когда любопытные ребята постарше окружили ее, стали теребить расспросами и пытались успокоить.

Вечером перед сном, зная, что я должна уйти, Марика влезла ко мне на колени, и начался наш ежевечерний ритуал, когда она заплетала в косички мои волосы, а я расчесывала ее. «Расскажи мне сказку, — упрашивала она, — про старуху и олененка». Стишок Анны Фазекаш про женщину, которая вылечила олененку сломанную ногу, был ее самым любимым. Ей нравилось повторять за мной:

Маленький олененок, прыг да скок.

Раз бежал по дорожке наутек.

Не заметил бревна —

Сломал ножку. Ох, беда!

Когда я уходила, Марика изо всех сил старалась не расплакаться. Взглядом она умоляла меня остаться.

Вернувшись в свое пристанище, я дала волю слезам. Меня удручали одиночество и убогость обстановки. Щеки щипало от слез и. взглянув на себя в зеркало, я заметила, что обморозилась, пока шла из больницы. Мне было все равно, и я рухнула в постель.

Я почти не спала, все время думала о своей малышке. Никогда еще сердце так не болело за нее. Я боялась, что она упадет с кровати или простудится, сбросив с себя одеяло. Дома я обычно накрывала ее по четыре-пять раз за ночь. А что если она проснется?


 
1 2 3 4 Next »